«Когда Борис Годунов, предвосхищая мысль Петра, отправил за границу русских молодых людей, ни один из них не вернулся. Они не вернулись по той простой причине, что нет пути обратно от бытия к небытию, что в душной Москве задохнулись бы вкусившие бессмертной весны неумирающего Рима. Но ведь и первые голуби не вернулись обратно в ковчег. Чаадаев был первым русским, в самом деле идейно побывавшим на Западе и нашедшим дорогу обратно. Современники это инстинктивно чувствовали и страшно ценили присутствие среди них Чаадаева. На него могли показывать с суеверным уважением, как некогда на Данта: „Этот был там, он видел — и вернулся“». ~ Осип Мандельштам
Месяц: Сентябрь 2012
Москва. Дубль два.
Ernest Hemingway, A Farewell to Arms (1929)
Вот и последняя строчка из некогда ближайших планов была методично зачёркнута и официально стала историей.
Добрался до белокаменной не без приключений: отсутствие шенгенской визы у меня и транзитной зоны в аэропорте Ганновера стало весьма хорошим тестом всего того, что я в последнее время учу в рамках самообразовательной программы по negotiation skills — в итоге меня не только не отправили домой, но и в сопровождении двух пограничников первым посадили на рейс до Москвы; сломавшийся перед самым взлётом самолёт; безумный и до безумия же нервный водитель такси в безумном московском машинопотоке, дважды едва ушедший от столкновений в ситуациях, которые сам же и спровоцировал.
Но всё это ничто по сравнению с теми ощущениями, которые я испытывал, гуляя в тот же день в центре ночной Москвы, со всеми её пресловутыми проблемами, которые служили аргументацией для всех тех, кто пытался отговорить меня возвращаться сюда. Мне кажется, что всё дело тут в том, что гуляя по улицам Лондона, когда-то открывшим мне мир и ставшим первой заграницей для меня, я всегда ощущал, что принадлежу ему безраздельно, являюсь его частью. Именно так — этот город владел мной без остатка в течение двух лет моей жизни в нём. С Москвой же всё иначе — гуляя по её улицам меня не покидает ощущение, что она является частью меня, принадлежит мне. Вне зависимости от того, как всё в итоге сложится в будущем (а я снова, как и сразу после переезда в Лондон, нахожусь в пространственно-временном континууме омнипотентной точки бифуркации бытия), здесь и сейчас эта разница, по моим ощущениям — принципиальная, целеполагающая.
Они мечтали, к волнам спускали
За бригом бриг, не покладая рук,
И уплывали, хотя не знали
Когда увидят вновь своих подруг.
Все острова давным-давно открыты
И даже те, где тесно и вдвоём.
Но, всё то, что мы знаем ничего не значит.
Всё то, что мы знаем ничего не значит
Для нас — мы новый найдём!
Они сумели пройти все мели
И слишком мал для них был шар земной.
В шторма и штили они входили
В любую гавань, как к себе домой.
Когда сэр Дрейк уплывал, покидая свой причал,
Кем вернется он назад — вряд ли кто б тогда сказал.
И Дарвин, и Магеллан, слыша голос дальних стран,
Забывали те слова, что твердил капеллан.
Их волны звали, они узнали
У слёз и моря одинаков вкус.
Кто испугался, навек остался
Среди акул, кораллов и медуз.
Все острова давным-давно открыты
И даже те, где тесно и вдвоём.
Но, всё то, что мы знаем ничего не значит.
Всё то, что мы знаем ничего не значит
Для нас — мы новый найдём!
веганство
1 сентября исполнился 1 год с тех пор, как я перешёл на веганскую диету.
«Самочувствие хорошее. Настроение бодрое, продолжаю полёт. Всё идёт хорошо.»
P.S. По этому поводу не будет никаких пламенных holier-than-thou речей и прочих сапогов всмятку.
Если есть конкретные вопросы или желание взять интервью с конечным результатом узнать или уточнить что-то на тему вег*нства, то задавайте — отвечу, а вот на любые заведомо контрпродуктивные тебе-больше-делать-нечего-что-ли вопросы ответом будет тишина.