Конец года и все подводят всевозможные итоги, составляют всевозможные списки лучшего контента консумеризма года и иже с ними. Подумалось, что надо к этой пьянке тоже присоединиться, что ли, но не в смысле вульгарных «копроративов», а в смысле самых читабельных что ни на есть нарративов. И уж если и придумывать какую-то одну номинацию а-ля «что-то года», то в моём случае это однозначно и трафаретно — «книга года».

Весь этот год прошёл под знаком чтения: я читал неистово, неутолимо, неутомимо, питался книгами, сидел на книжной диете, завтракал, обедал и ужинал ими и с ними, пробовал на язык, на разных языках, смаковал их, жрал их, проглатывал параграфами не жуя и разжёвывая по словам со словарём…

Так много и дико я не читал уже крайне давно, даже по моим меркам. Именно поэтому крайне трудно взять и выбрать всего лишь одну из такой прорвы прочитанных книг на разных языках. Но тем не менее, как это ни парадоксально, над выбором я даже не задумывался — воспоминания Троцкого «Моя жизнь».

«Даже в конспективном изложении внешнее течение моей жизни никак нельзя назвать монотонным. Наоборот, по числу поворотов, неожиданностей, острых конфликтов, подъемов и спусков можно сказать, что жизнь моя скорее изобиловала «приключениями». Между тем позволю себе сказать, что по склонности я не имею ничего общего с искателями приключений. Я скорее педантичен и консервативен в своих привычках. Я люблю и ценю дисциплину и систему. Совсем не ради парадокса, а потому что так оно и есть, я должен сказать, что не выношу беспорядка и разрушения. Я был всегда очень прилежным и аккуратным школьником. Эти два качества я сохранил и в дальнейшей жизни. В годы гражданской войны, когда я в своем поезде покрыл расстояние, равное нескольким экваторам, я радовался каждому новому забору из свежих сосновых досок. Ленин, знавший об этом пристрастии, не раз дружески подтрунивал над ним. Хорошо написанная книга, в которой можно найти новые мысли, и хорошее перо, при помощи которого можно сообщить собственные мысли другим, всегда были для меня — остаются и сейчас — самыми ценными и близкими плодами культуры. Стремление учиться никогда не покидало меня…»

Застал последнюю неделю уже канувшего в Лету лета в Лондоне: Shoreditch, Hoxton, Brick Lane, Little Venice, Regent’s Canal, гулять пешком, кататься на велосипеде, глазеть на город с первого ряда второго яруса даблдекера, street food на Berwick street market в Soho, soy cap to have outside на залитых не по-британски не скупым солнцем крышах и верандах, reading Russell on Russell square, парки, парки, парки… Отличный финальный аккорд к 15-месячной перезагрузке матрицы реальности в свободном от работы режиме. Пишу сейчас эти строки и настраиваюсь на рабочий лад. Завтра на работу, снова. Удивительно, но в этот раз я не испытываю никаких отрицательных эмоций от такого самоограничения свободы. Наверное, потому что за это время я понял: свобода — она всегда со мной, внутри.

«Et ce n’est qu’au matin
Qu’on s’asseyait enfin
Devant un café-crème
Epuisés mais ravis
Fallait-il que l’on s’aime
Et qu’on aime la vie»

499751356785336

В плане периодики, прочитал наконец-то последнего и уже совсем несвежего Пелевина и ещё не такой лежалый предпоследний номер «Philosophy Now». А они вдруг совершенно об одном и том же оказались. В первом случае — всё повествование про undead вампиров и hard problem [of consciousness], а во втором — весь номер посвящён [philosophical] zombies. «Would it really be better to be Socrates unsatisfied than a zombie with no worries?» — that is the undead question. Похоже, что свойства чувственного опыта снова актуальны в этом сезоне.

эпоха абсурдности

Absurdity is the new sublime.

…одним из таких «слепков времени» можно смело назвать книгу из-под пера Michael Foley с названием «The Age of Absurdity: Why Modern Life Makes it Hard to be Happy».
Наткнулся я на неё, как и подобает для таких книг, совершенно случайно, просматривая в интернете обзоры интересных новинок «лёгкого чтения» (ну, или fast reading — по аналогии с fast food и fast fashion) ещё целых три года назад. Купил киндл-версию на амазоне и был таков — то бишь забыл про неё напрочь, всё откладывая прочтение до какой-нибудь подходяще длинной поездки.
И как выясняется зря.
Благо поездка в итоге нашлась в мае этого года, десять ночей которого я провёл в различных поездах дальнего следования, с чувством вины перед самим собой яростно уменьшая свой reading backlog.

Книга интересна тем, что представляет собой тотальный и циничный винегрет из всего со всем, как это сейчас модно — нейропсихология, социология, литература, и философии с упоминанием безумного количества персон и цитат из них — в попытках понять что из себя представляет это самое сладко-манящее и одновременно неуловимое «счастье» здесь и сейчас и что с ним (а точнее — в его отсутствие) делать. В общем, это нечто а-ля Ницше с Шопенгауэром как джин с тоником: «Nietzsche is the great aerator of life, the tonic in the G & T (Schopenhauer is the slice of lemon).»
Главы там называются не иначе как «Абсурдность жизни», «Абсурдность любви», «Абсурдность возраста», «Потеря трансцендентальности» and so on and so forth. Названия, конечно же, нарочито претенциозны и абсурдны.
И если Крастев, например, в своём «In Mistrust We Trust» только про состояние современной политики, то здесь сразу всё и обо всём, сорок два.
Автор даже и не пытается выдать это за сколь-нибудь серьёзное произведение философии, не пытается писать с позиции отстранённого (detached) наблюдателя (более того, он аргументирует, что сейчас это сделать архитрудно; этому посвящена целая глава «The Assault on Detachment»), а наоборот, стебётся что есть мочи над всем, что происходит в современной жизни, ею меж тем в её же водовороте и наслаждаясь (он 23 года читал лекции по Information Technology в одном из лондонских университетов, живя соответственно в мировом эпицентре).
Он усиленно, в свойственной его любимым абсурдистам манере, пытается выдать написанное за бред сивой кобылы, за сапоги всмятку, мимикрируя одновременно под эдакий бульварный self-help guide, в котором написано, что путеводителя к себе вообще не существует, а все, кто их читает, сошли с ума, и записки вечно всем недовольного ворчащего олдскульного ценителя неспешного и прекрасного, которое безвозвратно исчезает из мира безответственности, самопоказушности и безумных скоростей.
Но за фасадом абсурдизма скрывается прорва смысла.

Я давно так много не смеялся над нашей жизнью и самим собой, одновременно очень глубоко задумываясь над реальностью и причинами происходящего.
Провоцировать на серьёзные раздумья через доведение всего до абсурда — это главное, чего добивается эта книга, и делает это с ужасающей эффективностью. Это именно то, ради чего её стоит читать.

Жизнь абсурдна. К счастью.

слепки времени

Иногда — крайне редко — попадаются такие книги, которые хочется просто разобрать на цитаты.
Это желание становится всё сильнее и сильнее с каждой прочтённой страницей.
Но в какой-то момент вдруг осознаёшь, что в закладках уже как минимум каждая вторая страница, а это означает, что если и цитировать, то сразу всю книгу, что, очевидно, кажется абсурдным.
Такие книги надо читать целиком и регулярно перечитывать, а не цитировать.
Что самое удивительное, что они не поражают ни глубиной анализа, ни оригинальностью идей.
Более того, они сами зачастую состоят из почти одних цитат, из того, что витает в воздухе, из того, чем представляется современная жизнь живущим её современникам, которую они препарируют и обличают.
Читаешь их и думаешь — когда-то я это уже видел, слышал, читал, думал.
Они суть воплощение эфемерного духа, слепка времени, zeitgeist.

Время читать

Иногда вдруг в голову возьмёт да и придёт мысль, отделаться от которой можно лишь, вытащив её изнутри вовне, т.е. опубликовать.
В этот раз мысль простая и во многом, вполне возможно, и тривиальная — в мире, в котором объём информации удваивается примерно 1 раз в 1.5 года, ценностью становится отнюдь не информация сама по себе, и даже уже не метаинформация (то есть информация о том, где найти нужную информацию), а время на её впитывание и пропускание через нейронную мясорубку своего мозга, апостериорное её анализирование.
Это же является и необходимым условием к квантовому скачку, для того, чтобы преодолеть очередной потенциальный барьер.
Если проще, то, например, крестьянин ровно потому всю жизнь и крестьянин, а не учёный (не берём в расчёт случай, когда это его осознанный выбор), потому что ему надо работать от зари до зари и времени на изучение какой-либо другой [желаемой] предметной области и анализирование полученной информации просто нет. А без этого нет и возможности перестать быть тем, кто ты есть, измениться, попробовать стать другим. Самоподдерживающийся замкнутый круг. Выходом из которого может являться лишь радикальный отказ от него, выход за его пределы — выход полноценный, осознанный, намеренный, с намерением идти до конца, брать риск и ответственность за свои действия на себя, зная, что рискуешь всем, в предельном случае — перестав быть тем, кто ты есть сейчас, но не сумев стать тем, кем хочется быть, зависнуть в limbo-забвении, где-то на остановке между двумя мирами (на ум сразу приходит как нельзя подходящий здесь символизм фабулы всем известной трилогии: «Neo discovers that somehow he is able to use his powers in the real world too and that his mind can be freed from his body, as a result of which he finds himself trapped on a train station between the Matrix and the Real World.»).
Конечно, можно сказать, что имеет смысл изучать что-то постепенно, по 10 минут в день, знание в рассрочку, так сказать. Но уж проценты у такого знания в рассрочку больно велики — упущенное время, которое невозвратно ни при каких условиях. Да и потом, как я уже написал выше, здесь я рассматриваю лишь случай quantum leap — вещь непредсказуемо рискованная, но манящая своим потенциалом — а знание в рассрочку это двигаться шагом пьяного муравья.
К чему я это всё? Да, наверное, к тому, что весь прошедший год на вопрос «Ты же не работаешь нигде! Чем ты сейчас занимаешься в основном?» я неизменно отвечал, что читаю.
Выделить для себя ничем необременённое время читать (время осознавать и понимать, в широком смысле), as opposed to nonsensical commonsense «hard work», является необходимым условием (но разумеется, недостаточным) для того, чтобы совершить очередной скачок в каком бы то ни было направлении.

Вместо уроков ненависти от Кашина, читайте лучше Генри Торо «О долге гражданского неповиновения» — Henry David Thoreau «Civil Disobedience».
https://en.wikipedia.org/wiki/Civil_Disobedience_%28Thoreau%29

Заставив себя наконец-то прочитать давно купленную и пылившуюся несколько лет на полке «Систему вещей» Бодрийяра на английском, наткнулся на весьма занимательное пятистраничное описание автомобиля и его положения в этой самой системе вещей. Чего там только ни упоминается: динамичная эйфория свободы, освобождение от оков повседневной ответственности, воображаемая красота смерти, фаллический символизм и даже пассивный эротизм нарциссической обольстительности.

Но моё внимание привлекло отнюдь не это всё, а нижеследующий пассаж:

«Possession of a car implies more: the driving licence is a sort of passport, a letter of credit from an aristocracy whose domain is the very latest in engine compression and speed. Disqualification from driving is surely tantamount to an excommunication, to a kind of social castration.»~Jean Baudriallard, The system of objects, Verso, 2005, p. 70

И ведь действительно, обладание автомобилем от Карла Фридриховича Бенца, как и обладание сумочкой от Луи Виттона (вслед за женой Наполеона III), ручной собачкой (вслед, например, за княгиней Голицыной), лазурнобережным загаром (вслед за парижским высшим светом, в свою очередь ушедшим от культа белоснежной кожи, подражая Коко Шанель и Жозефине Бейкер), etc. – это сознательная или подсознательная, навязанная обществом, попытка подражания «аристократии» через показное потребление присущих ей атрибутов.

Все эти мерседесы в кредит и феррари напрокат родом именно отсюда. Именно отсюда и это обсессивное вожделение «новых русских» обладать «новой каретой» в инкарнации «большого чёрного джипа». В странах второго и третьего миров en masse таким атрибутом по-прежнему является автомобиль.

Тут стоит сделать важную ремарку. Бодрийяр написал свою докторскую диссертацию в 1968 году, а с тех пор много воды успело утечь, и на смену автомобилю в этом качестве пришёл private jet: лошадь -> карета -> автомобиль -> самолёт. Такова технологическая эволюция в этом сегменте потребления. Именно так, принадлежность к пресловутому top 1% в странах первого мира, где все уже успели наиграться в машинки, определяется теперь наличием личного авиатранспорта. Ну и старая добрая лошадь никуда не делась, как дань традиции, в современном мире подчёркивающая бессмысленное роскошество за очевидной утратой утилитарной функции транспортации.

Ирония тут в том, что никакой «аристократии» уже давно нет, есть лишь её симулякр, попытка игры в неё.
Тем нелепее и смехотворнее выглядит подражание ей, ибо это игра в игру, симулякр в квадрате.

The citizen with the smartphone

«Voice and exit thus distinguish the world of politics from the world of the market. The politics of voice is what we call political reform. But in order for political reform to succeed, there are several important preconditions. People must feel committed to invest themselves in changing their societies by feeling a part of that society. And for the voice option to function properly, people should strategically interact with orthers and work to make change together. Commitment to one’s group is critically important for the messy and methodical politics of change to work properly. What worries me most at present is that citizens react to the failures of democracy in a way similar to how they react when disappointed with the market. They simply exit. They exit by leaving the country or stopping voting or, indeed, voting with blank ballots. The citizen with the smartphone acts in the world of politics the same way he acts in the sphere of the market. He tries to change society simply by monitoring and leaving. But it is the readiness to stay and change reality that is at the heart of democratic politics. It is this basic trust that allows society to advance.»

Ivan Krastev«In Mistrust We Trust: Can Democracy Survive When We Don’t Trust Our Leaders?»

«Seriously, if you always put limits on what you can do, physical or anything else, it’ll spread over into the rest of your life. It’ll spread into your work, into your morality, into your entire being. There are no limits. There are plateaus, but you must not stay there, you must go beyond them. If it kills you, it kills you. A man must constantly exceed his level.»

Bruce Lee, «The Art of Expressing the Human Body»