По итогам выборов в США: America grabbed by the pussy

1. По исходу выборов интересны, пожалуй, два момента:
1.1 Опросы общественного мнения (Брекзит, Трамп) по стандартам 20-го века уже не работают.

И вот тут надо много думать. Есть ощущение, что исчезает само «общественное мнение», понимаемое как нечто цельное и замеряемое, создаваемое по методикам комитета по общественной информации ещё со времён Вудро Вильсона.

Тоффлеровский просьюмер в век интернета восстаёт против бернейсовского инжиниринга согласия, формирующегося соцопросами? Не знаю; да и вряд ли эти идеи прошлого века могут быть так легко здесь переиспользованы.

Но факт очевиден — новое начало века и новое «восстание масс».

Все, кто считает, что Трамп выиграл, потому что за него голосовали идиоты, которых он сумел обмануть — не обманывайте себя. Трамп пришёл к власти, потому что за него во многом сознательно проголосовало почти 60 миллионов человек. И это надо попытаться осмыслить и выработать дальнейшую стратегию действий исходя из результатов анализа меняющейся реальности.

1.2 Мне одинаково безразличны и Трамп, и Клинтон. А в данном случае ещё и одинаково отвратительны:

Клинтон — мама-коррупция (письма Подесты увлекательно это всё описывают) и жидкость без цвета, вкуса и запаха, принимающая форму соцопросов.

Трамп — не менее криминальный и глубоко травмированный нарцисс с замашками Гитлера и комплексом неполноценности (он сам это всё увлекательно описывает, в своих речах-отрыжках ненависти), решивший устроить персональную вендетту Обаме.

Выиграл именно Дональд Козырный. Даже не знаю — лучшее это из зол или худшее: американским избирателям виднее.
У нас же свой вечный Путин, который в следующем году ещё на 6 лет себя самокоронует, и нам по этому поводу надо убиваться, а не смотреть как «в Америке линчуют негра Обаму».

Я тут скорее о другом — мне интересно понять как так получилось. И мне почему-то кажется, что Клинтон проиграла именно благодаря своей постмодернистской мимикрии под всё, что приносит голоса избирателей. Она ещё с самого начала карьеры своего мужа меняла свои позиции и внешность, чтобы принести ему голоса, и тут пыталась перенять тактику Обамы, работая не с людьми, а с нарезанными по полу, возрасту и расе выборками из гуглофейсбука.

Трампа обвиняют в том, что он такой чёткий пацанчик, который не изменился со времён детских «туалетных разговоров» о том, за что, кого и как надо правильно хватать. Так вот, мне кажется, что он именно поэтому и выиграл — потому что он аутентичен, конгруэнтен и целен, и плевать хотел на то, чтобы кому-то понравиться. Он говорит, что думает, а не все эти либеральные «безопасные кампусы» и эвфемизмы про «туалетные разговоры» — он «мочит в сортире» как Путин.

Он остаётся верен себе с детства и не готов меняться под чьи-то правила, а «пусть лучше этот мир прогнётся под нас». И это многим понравилось — глупо отрицать этот факт — ведь залез же он Америке в трусы, чего уж тут.

Это своеобразный реванш автора, если хотите — казалось бы, его смерть уже давно оплакали, он уже давно умер, но вот нет — автор восстал из мёртвых и нанёс ответный удар безликому и выхолощенному миру постмодернизма. Ну а то, что данный субъект оказался в облике Трампа — сами виноваты — не надо было его заживо хоронить и деконструировать.

2. Наконец-то этот марафон безумия закончился. Никогда не понимал этого идеализирования всего американского, когда люди по всему миру, насмотревшись кабельных сериалов про американскую «Родину», следят за политическим сериалом в США с таким энтузиазмом, с каким они не следят за выборами на своей настоящей Родине, а не выдуманной.

Удивительно, что огромное количество людей готово искренне считать себя сознательно или бессознательно папуасом без права голоса где-то на окраине американской империи, который с замиранием сердца следит за ритуальными действиями белых людей.

Все эти боления, клоунские ряжения в символику американских кандидатов — это же вот оно ровно и есть — ментальность того самого лузера (уже давно проигравшего и поставившего крест на своей собственной стране), которого так не любят все американцы — что Клинтон, что Трамп.

Нам же надо думать о том, как сделать Россию великой.

Звучит смешно? Так это потому что мы деградировали настолько, что уже отказываем себе в праве на подобные мысли, которые вся «прогрессивная общественность» выражает калькой английских речений из всё тех же сериалов.

Философский кружок «Чай с Ничто»

Постоянно внушаемая мысль на семинарах Вячеслава Дмитриева об отсутствии философского сообщества в стране возымела своё действие, и я решил провести первое собрание философского кружка «Чай с Ничто». Заодно совместили приятное с полезным, выбрав в качестве первой темы Фукуяму, тем самым начав готовиться к экзамену у Мариной Кедровой.

Тема: Отдыхает ли Фукуяма в Крыму?
Тезисы:
1. «Конец истории…» — конъюнктурный политический памфлет без философской ценности?
2. Евросоюз — фукуямовский рай?
3. Посткрымская карта реальности — возвращение исторического?
4. «Парламент — не место для дискуссии» и «крымский референдум» — эмуляция демократии?
5. Хипстер — конченый последний человек?

Выпили много пуэра и кенийского чёрного, вынеся по итогам дискуссии однозначный приговор Фукуяме: «Ваша роль окончена, идите же туда, куда вам предназначено: на свалку истории».

Так напористо спорили сегодня в перерыве между лекциями по Фукуяме, что решили попробовать встречаться в формате философского клуба.

Семинар по Гадамеру неожиданно переместился в Государственный центр современного искусства на круглый стол «Событие на границах философии».

Опасное это дело, эта ваша философия.

The Guardian, http://www.theguardian.com/education/2016/mar/15/why-philosophers-make-unsuitable-life-partners:

«It is said that on a trip to the US in the 1920s a German sociologist was astonished at the domestic arrangements of his American colleagues. How can you get any serious work done, he asked, without servants? The duties of a spouse and parent apparently do not sit well with deep thought and research, unless eased by paid help.

This makes me wonder whether “parentism” might be a problem to consider alongside sexism, at least in certain branches of academia. The two often go together, but they need not. Consider the student parlour game of puzzling over who among the major philosophical thinkers had a conventional home life.

In the ancient Greek world, Socrates was married with children but never got round to writing anything down. Plato, as far as we know, never married. Aristotle did marry, and one of his major works, The Nicomachean Ethics, is named after his son. But in later centuries the record is astonishing.

St Augustine (“grant me chastity, but not yet”) fathered an illegitimate child, but then became a celibate priest. Aquinas and the philosophers of the middle ages were all churchmen. In the 17th and 18th centuries, virtually all of the canonical figures were domestically unconventional. Hobbes, Locke, Hume, Adam Smith, Descartes, Spinoza, Leibniz, Kant and Bentham all went unmarried. Bishop Berkeley married late but had no children. Jean-Jacques Rousseau eventually married his lover Thérèse Levasseur, but abandoned all of his five children to foundling homes. This did not stop him writing a treatise, Emile, on the proper upbringing of children.

Closer to our own time, John Stuart Mill married late in life and had no children of his own. Schopenhauer, Kierkegaard, Nietzsche, Sartre and Wittgenstein were all unmarried and childless. Marx gave up philosophy, turning to economics and politics, when his children were still young.

There are exceptions. Hegel married and had children. And in the 20th century AJ Ayer and Betrand Russell brought up the averages by marrying lavishly, though reproducing modestly. But it is a remarkable tradition.

What about the major women philosophers? Of those who are widely known, Mary Wollstonecraft produced her major works before producing her children, and tragically died from complications after the birth of her second child, who would become Mary Shelley. Simone de Beauvoir, Hannah Arendt, Simone Weil and Iris Murdoch, were all childless.

What explains this extraordinary correlation? It could be pure coincidence, but other hypotheses press for consideration. One is that the sheer oddity of philosophers makes them unsuitable life partners. Another is that domestic bliss dulls the philosophical edge. A third is that the problem lies in the nature of the deepest, most fundamental, philosophical work. If genius is “the infinite capacity for taking pains”, it wouldn’t seem to leave much time for anything else.

Nevertheless, few are on the level of Spinoza or Kierkegaard. For ordinary mortals our research requires only a finite capacity for taking pains, which ought to be compatible with a normal home life. In fact, in a recent survey in my faculty, although many people report that they struggle to achieve an acceptable life-work balance, those caring for children seem to do better than those who are not. And this makes sense. If you are looking after your children it puts your academic work into perspective. Maybe it isn’t the most important thing in the world after all.

The trouble is that if you don’t think your research and writing are the most important thing, at least in your own world, you probably won’t do as much of it as you could. And this is how the academic careers of parents, especially mothers, can stall. Once upon a time, we would have said: “That’s the choice you make”. Now we know that there is such a thing as “indirect discrimination”. We need to define a new model of academic progression that is fair to everyone. And a start would be to make advancement dependent on what academics do during normal working hours, rather than in their evenings and weekends.»

Вот говорят о кризисе бумажных книг, а я между тем еле успел купить вчера в Циолковском только что вышедший сборник переводов Бодрийяра.

Но сейчас читаю не его, а последнюю книгу директора Стратфора «Горячие точки». Он уже целую книгу про европейский кризис успел написать.

Геополитика, конечно, не философия, но с другой стороны, у меня сейчас идёт курс «Европейская история идей», где мы начали с «идеи Европы».

И тогда это всё ложится как нельзя кстати — от Гомера до Фридмана, от зарождения понятия «Европа», до очередного кризиса этой идеи.

А в начале марта поеду в Афины, так сказать, соединю это всё с реальностью, своего рода x-phi на родине самой философии.

Приехал домой с экзамена. Это был самый длинный экзамен в моей жизни. И билет по Хайдеггеру. Бытие так и манит к себе.

Читаю в оригинале «Экзистенциализм это гуманизм» Сартра в 2 часа ночи. Экзамены творят чудеса: я начал читать философию по-французски.